«Мне мама пишет письма: до скорого; пока.
Я для нее не мичман, а просто в моряках,
Под городом под Вологдой все думает она:
Раз Северный – так холодно, а флот – так по волнам.
И нет побережий вдали…»
(Ю. Визбор, «Северный флот»)
НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО***
Привет, мама.
Я никогда не отправлю тебе то, что написал сейчас. По двум причинам: ты и без того беспокойно спишь, т.к. замужем за моряком и не первый день замужем и чувствуешь, как там твой ребенок. И потом, письма отсюда не ходят.
Это – моя первая боевая служба (надеюсь, не последняя). Автономное плаванье или, как говорят у нас «автономка». Собственно, позади уже половина сделанного. Я «втянулся» в режим. Мы все «втянулись». Мы находимся не только далеко от дома… От Киева до нашей базы больше 8 000 км., а от нашей базы до нас… Мы в нейтральных водах. Т.е., в ничьих. Странно, наверное, для людей, кто привык к государственным границам.
Самое сильное впечатление – мощь океана. Мы идем в надводном положении. Погодные условия прекрасные. Штиль. При этом волны легко перекатываются через верхнюю палубу нашего корабля, покачивая его, как мама люльку с младенцем.
А шторм?
Шторм бросает нас и вправду как щепку. Есть такой прибор «кренометр». Он показывает угол наклона относительно горизонтальной оси. Наш градуирован на 55 градусов, а стрелка уходит далеко за табло. Если лодка идет в надводном положении, все находятся в «прочном корпусе»: внутри относительно герметичной трубы, но наверху – верхняя вахта. Над поверхностью воды эти люди подняты на некоем подобии помоста метра на три. Так вот, волны перекатываются через их головы и нужно задерживать дыхание на срок до пол-минуты просто, чтобы не захлебнуться. Верхняя вахта привязывает себя специальными тросами, чтобы не унесло в океан. Когда вахта меняется, под их ногами (над головами остальных) открывается крышка – верхнерубочный люк, и в прочный корпус (в центр управления кораблем) буквально обрушивается столб воды вместе с вахтенными. Дальше - полотенце, сухая одежда, горячий чай и в койку. Так мы находимся на рубеже Тихого и Индийского океанов. Здесь более-менее тепло. А каково нашим подводникам в Северной Атлантике? В шторм даже на глубине в 100 метров качает. Кстати, о глубине. Под нами сейчас 5 000 метров. Пять километров воды. А наша предельная глубина погружения – 380 метров. Такова стихия, в которой мы живем. Но, вместе с тем, океан безумно красив. Нигде и никогда больше не увидишь того, что видишь здесь. Небо, щедро усеянное звездами, как плащ мультяшного волшебника. Свечение морской воды. Когда из глубины океана вдруг начинают «бить прожектора», образуя круги, полосы и ленты на поверхности. Наверное, отсюда легенды о морских чудовищах и всяких НЛО. Когда видишь это явление сам, легко поверить. На самом деле, так светится планктон – «перетертая каша» для китов.
Эмблема подводных сил ВМФ – касатка, изогнутая в прыжке. Мы и правда, похожи. Как-то ночью наша лодка всплыла для зарядки аккумуляторных батарей. Я поднялся на верхнюю палубу. Тишина. И вдруг буквально рядом шумный глубокий вздох. Это – не для слабонервных. Присмотрелся, а справа в свете луны блестит спина огромного кита. Мы покачиваемся и он рядом с нами. Потом, загрохотали дизеля, над водой поднялось облако дыма и кит, возмущенно фыркнув, ушел на глубину. Видимо, он принял нас за подружку и решил устроить романтический вечер под звездами, но подружки китов соляркой не воняют и поршнями не гремят.
Сейчас зарядимся и нам пора нырять. Наша главная задача – сохранить скрытность. В этом наша сила. Поэтому, за 40 суток, прошедших с начала автономки, наверху я был восемь раз, в общей сложности часов 12-ть.
За нами пристально следят наши противники – 7-й флот США. На границе территориальных вод СССР попали под облет патрульного самолета-разведчика Орайен, или Орион. Махина, длиной сорок метров. Пять летчиков и еще шесть специалистов, эксплуатирующих оборудование наблюдения. Ходил кругами на высоте не более ста метров. Хорошо были видны пилоты. Они улыбались нам и приветливо махали руками. Никакой агрессии. Мир и дружба по-Горбачеву. Но, один из пилотов целил в нас фотоаппаратурой, дабы заснять лица тех, кто на верхней палубе. А, получи они приказ, эти же самые добродушные ковбои сбросят противолодочные буи и обложат нас, как волков флажками в песне Высоцкого. Мало того. Эта «птичка» несет в своем «клювике» много всяких ягодок: ракеты, глубинные бомбы, торпеды и мины.
Да и мы тоже не с оливковой веточкой.
Район, «нарезанный» нам для несения боевой службы, славен тем, что там, на ротационной основе постоянно находится до шести лодок «Джордж Вашингтон» с 16-тью баллистическими ракетами «Поларис» каждая. Наша задача: найти такую лодку, «сесть ей на хвост» и, сохраняя скрытность, пасти ее, сколько возможно. Случись что, и мы должны будем убить такого «Жорика» прежде, чем он откроет свои ракетные шахты. Такие вот «казаки-разбойники». У нас за 40 суток несколько устойчивых «контактов». Т.ч., мы не напрасно едим здесь кашу.
Но, спустимся в лодку. Это – труба из металла, фаршированная всякими приборами, датчиками, вентилями и т.п. Труба разделена перегородками на семь помещений – «отсеков» и густо населена. На один метр длины корабля приходится один человек экипажа. Такая "скученность" предъявляет к людям особые требования. Это, сверх того, что на психику постоянно давят факторы опасности, монотонности несения службы и быта, отсутствия свежего воздуха и просто впечатлений. «На земле» все совершенно иначе. Можно выйти из комнаты, можно вдохнуть воздуха, можно принять душ, в морду можно дать, в футбол поиграть… Да много чего можно. Здесь из средств гигиены – салфетка, смоченная спиртом, кот. выдает тебе доктор, дабы обтереться и разовое белье. В отсеках жарко. На Севере – холодно. Запахи сводят с ума. Меня больше всего мутит от запаха клеенки, кот. застелен стол в кают-компании. Кого на берегу может мутить от запаха клеенки? Подводник пахнет (или воняет) немытым телом, соляркой, жидкостями гидравлики, еще черти чем и… клеенкой. Не уверен, что отмоюсь когда-нибудь. Кормят нас, дай бог каждому советскому человеку. Такие бы продукты, да к новогоднему столу. Но, здесь ты просто жуешь. Попробуй «новогодний стол» поместить в канализацию. Будет ли аппетит? Это – грубо, но верно. Меня, как замполита, больше всего занимают отношения между людьми. Собственно, для того я здесь. Очень интересно, как меняется субординация (отношения подчиненности). Когда людей разделяют сотни или хотя бы десятки метров (о, роскошь!) – это одно. Когда, метр-два – другое. Во время, свободное от несения службы, многие офицеры «режутся» в домино. Конечно, это не биллиард и не карточные игры царской гвардии, но мы и не гвардейцы. Забавно, когда молодой лейтенант (первая «автономка», как и для меня, впрочем) выговаривает капитану второго ранга – командиру лодки (они играют в паре): «Петр Иванович, домино – это Вам не рыбалка, внимательней надо быть». А наш командир, который во время вахты этого лейтенанта в пыль превратит, смущенно оправдывается: «Виноват, Игорь Анатольевич. Не досмотрел».
Кстати, у нас на борту заместитель командира бригады. Но, во время нашего похода юридически он не наделен никакими полномочиями. Он - «пассажир». Недавно сам командир ПЛ, - он прибыл к нам в бригаду после учебы в академии и наш комбриг решил его «оморячить». Чтобы, после столичных проспектов вспомнил моряк, что он – подводник. К чести сказать, замкомбрига понимает свою роль во всей этой истории и потому с советами к командиру не лезет и вообще никуда не лезет. Родом он из Сибири. И уже два раза лепил на весь экипаж сибирские пельмени. Ему, правда, дали в подмастерья двух матросов, но все же… Я не могу представить себе нашего зам.нач.училища полковника Мошкина, который бы варил кашу на 24 роту 5 батальона курсантов. На самом деле, я тоже «пассажир». Я оморячиваюсь и учусь.
Забавно, что многие думают: раз на борту есть что выпить и чем закусить, будет пьянка. Ничего подобного. Почему? А смотри, что выше написано. Самое большое удовольствие от стола было следующим. Мы идем в надводном положении ночью где-то в районе Большого Барьерного рифа. Верхнерубочный люк отдраен (откройте крышку в канализации). В центральном посту видно небо, свежий воздух и огромная кастрюля варенной картошки. Замкомбрига протащил на борт три трехлитровые банки квашенной капусты и два бруска сала. Мы едим эти деликатесы и дышим воздухом. Мы – это не только офицеры. Все, до трюмного матроса, получают возможность насладиться тем же самым. Копченая колбаса, печень трески, шоколад, свиные рулеты, карбонат с черносливом и прочее, что в «нормальной» жизни – деликатес, уступают в конкурентной борьбе обычной картошке с обычной капустой.
Но, мы же здесь не для пикника. И реалии боевой службы возвращают нас к жизни.