Не желая оскорблять памяти погибшей роты, хотелось бы всё же обратить внимание читателя на явные несоответствия, имевшие место в этом очерке, написанные, по всей видимости, для его ещё большей выразительности. Ибо, как в таком случае можно себе представить, что находившийся под гусеницами танка И.В. Москаленко смог дотянуться до его днища. А главное, кто это видел и как это, вообще можно было увидеть? (Если, конечно, не находиться под соседней гусеницей, но и в этом случае уже вряд ли что можно будет поведать об увиденном…) И ещё. Зачем Кожубергенову понадобилось идти на танковый пулемёт, да ещё, подобно святоше, скрестив руки на груди? Ведь находясь в окопе он был бы практически неуязвим для танка, чем находясь вне него! А в связи напрашивается вопрос: зачем Клочкову понадобилось бежать на танк с гранатой, когда можно было бы спокойно пропустить таковой через окоп, после чего поразить моторный отсек такового той же самой гранатой. А в том случае, если танк противника заняв выжидательную позицию продолжал вести огонь по позициям роты уж, по крайней мере, постараться как-то обойти сбоку или достигнув, так называемой, мёртвой зоны, бросить свою гранату. Но просто так, извините за выражение, уподобившись барану, бежать на танк – это вне понимания. А значит, из всего этого можно сделать только двоякий вывод: либо А.Ю. Кривицкий не имел никакого понятия о методах борьбы с танками, стоящих в обороне пехотных подразделений, либо он специально описал, таким образом, этот бой, чтобы лишний раз вызвать у своего читателя «ярость благородную». Ту самую ярость, которую так метко подметил поэт Николай Тихонов – «каждый с неотвратимой силой жаждал врага в могилу взять с собой…». Не знаю как другим, но лично склоняюсь в пользу второго вывода. Ибо в то время органы политпропаганды, к коим относилась и газета «Красная Звезда», просто не могли писать, что называется, в другом ключе. А раз это так, то следуя законам жанра, миф о «28 героях-панфиловцах» получил своё продолжение, правда, уже в другой – поэтической форме, ибо «предсмертный рассказ» И.М. Натарова так понравился поэту уже упоминаемому выше поэту Николаю Тихонову, написавшему поэму «Слово о 28-ми гвардейцах».
Однако сам сюжет поэмы Николая Тихонова, практически, полностью повторяет сюжет очерка А.Ю. Кривицкого. А посему поэт честно признался на следствии в том, что: «По существу, материалами для написания этой поэмы послужили статьи Кривицкого, из которых я и взял фамилии, упоминаемые в поэме. Других материалов у меня не было. (…) Вообще-то всё, что написано о 28 героях-панфиловцах, сходит от Кривицкого или написано по его материалам».[
Итак, подводя краткие итоги всему сказанному выше, наблюдается следующая картина: В. Чернышев и В. Коротеев, так сказать, начали, М. Кортеев продолжил, а уж А.Ю. Кривицкий, как говориться, и вовсе преуспел в этом деле…
А вот что на самом деле произошло у разъезда «Дубосеково» 16 ноября 1941 года и как в реальной действительности разворачивались, описанные А.Ю. Кривицким события, во многом проясняют показания бывшего командира 1075 стрелкового полка полковника Ильи Васильевича Капрова, допрошенного по делу И.Е. Добробабина 10 мая 1948 года:
«Формировалась дивизия в городе Алма-Ате. Примерно 50 процентов в дивизии было русских, проживавших в Средней Азии, а остальные 50 процентов были казахи, киргизы и небольшое количество узбеков. В такой же пропорции был укомплектован и полк, которым я командовал. Техникой дивизия была очень слабо насыщена, особо плохо обстояло дело с противотанковыми средствами; у меня в полку совершенно не было противотанковой артиллерии – её заменяли старые горные пушки, а на фронте я получил несколько старых французских музейных пушек. Только в конце октября 1941 года на полк было получено 11 противотанковых ружей, из которых 4 ружья было передано 2-му батальону нашего полка, в составе которого была 4-я роты (командир роты Гундилович, политрук Клочков) (…) В первых числах октября дивизия была переброшена под Москву и выгрузилась в г. Волоколамске, откуда походным порядком вышла на позиции в районе г. Осташово. Мой полк занял оборону (совхоз Булычёво – Федосьино – Княжево). Примерно в течение 5–6 дней полк имел возможность зарыться в землю, так как подготовленные позиции оказались негодными, и нам самим пришлось укреплять оборонительные рубежи и, по существу, всё переделывать заново. Мы не успели как следует укрепить позиции, как появились немецкие танки, которые рвались к Москве. (…) Завязались тяжёлые бои с немецкими танками, причём у немцев было превосходство в силах и технике. В этих тяжёлых боях вся дивизия и мой полк под нажимом превосходящих сил противника отходили до станции Крюково под Москвой. Отход продолжался до первых чисел декабря 1941 года. (…)
К 16 ноября 1941 года полк, которым я командовал, был на левом фланге дивизии и прикрывал выходы из г. Волоколамска на Москву и железную дорогу. 2-й батальон занимал оборону: посёлок Ново-Никольское – посёлок Петелино и разъезд Дубосеково. Батальоном командовал майор Решетников, фамилии политрука батальона не помню в батальоне было три роты: 4, 5 и 6-я. (…) Четвёртой ротой командовал капитан Гундилович, политрук Клочков. (…) Занимала она оборону – Дубосеково – Петелино. В роте к 16 ноября было 120–140 человек. Мой командный пункт находился за разъездом Дубосеково у переездной будки примерно в 11,5 км от позиций 4-й роты. Я не помню сейчас, были ли противотанковые ружья в 4-й роте, но повторяю, что во всём 2-м батальоне было только 4 противотанковых ружья. К 16 ноября дивизия готовилась к наступательному бою, но немцы нас опередили. С раннего утра 16 ноября 1941 года немцы сделали большой авиационный налёт, а затем сильную артиллерийскую подготовку, особенно поразившую позиции 2-го батальона. Примерно около 11 часов на участке батальона появились мелкие группы танков противника. Всего было на участке батальона 10–12 танков противника. Сколько танков шло на участок 4-й роты, я не знаю, вернее не могу определить. Средствами полка и усилиями 2-го батальона эта танковая атака немцев была отбита. В бою полк уничтожил 5–6 немецких танков, и немцы отошли. (…) Около 14.00–15.00 немцы открыли сильный артиллерийский огонь по всем позициям полка, и вновь пошли в атаку немецкие танки. Причём шли они развёрнутым фронтом, волнами, примерно по 15–20 танков в группе. На участок полка наступало свыше 50 танков, причём главный удар был направлен на позиции 2-го батальона, так как этот участок был наиболее доступен танкам противника. В течение примерно 40–45 минут танки противника смяли расположение 2-го батальона, в том числе и участок 4-й роты, и один танк вышел даже в расположение командного пункта полка и зажёг сено и будку, так что я только случайно смог выбраться из блиндажа; меня спасла насыпь железной дороги. Когда я перебрался за железнодорожную насыпь, около меня стали собираться люди, уцелевшие после атаки немецких танков. Больше всего пострадали от атаки 4-я рота; во главе с командиром роты Гундиловичем уцелело человек 20–25, остальные все погибли. Остальные роты пострадали меньше».
Не менее значимы также и показания И.В. Капрова в отношении того, как появились на свет фамилии «28 героев-панфиловцев»:
«Никакого боя 28 панфиловцев с немецкими танками у разъезда Дубосеково 16 ноября 1941 г. не было – это сплошной вымысел. В этот день у разъезда Дубосеково в составе 2-го батальона с немецкими танками дралась 4-я рота, и действительно дралась героически, причем из роты погибло свыше 100 человек, а не 28, как об этом писали впоследствии в газетах. Никто из корреспондентов ко мне не обращался в этот период, я никому и никогда не говорил о бое 28 панфиловцев, да и не мог говорить, так как такого боя не было. Никакого политдонесения[21]21
Донесение, о котором упоминал в своём очерке А.Ю. Кривицкий, было написано комиссаром 1075-го с.п. Мухамедьяровым и адресовано в Политотдел 316-й с.д.
[Закрыть] по этому поводу я не писал. Я не знаю, на основании каких материалов писали в газетах, в частности в «Красной Звезде», о бое 28 гвардейцев из дивизии имени Панфилова. В конце декабря 1941 г., когда дивизия была отведена на формирование, ко мне в полк приехал корреспондент «Красной Звезды» Кривицкий вместе с представителями политотдела дивизии Галушко и Егоровым. (…) В разговоре со мной Кривицкий заявил, что нужно, чтобы было 28 гвардейцев-панфиловцев, которые вели бой с немецкими танк ми. Я ему заявил, что с немецкими танками дрался полк, и в особенности 4-я рота 2-го батальона. (…) Комиссар дивизии Егоров мне приказал выехать на место, к разъезду Дубосеково, на место боя 4-й роты вместе с Кривицким, Гундиловичем и др. (…). Фамилии Кривицкому по памяти давал капитан Гундилович, который вел с ним разговор на эту тему. (…) Меня о фамилиях никто не спрашивал. Впоследствии после длительных уточнений фамилий только в апреле 1942 года из штаба дивизии прислали готовые наградные листы и общий список 28 гвардейцев ко мне в полк для подписи».[22]22
Н. Петров, О. Эдельман. Указ. соч., стр. 148
[Закрыть]
Таким образом, домысленная Д.И. Ортенбергом цифра «28», породила собой сакраментальное словосочетание «28 героев-панфиловцев». (Я не случайно беру его в скобки, так как всех этих людей – живых и павших участников этого смертельного боя, ни коим образом нельзя отделять друг от друга.) А это, в свою очередь, привело к тому, что под него, что называется, огульно было подогнано общее количества всех бойцов, участвовавших в бою у разъезда «Дубосеково», сократив их, по меньшей мере, на сотню человек! (Ведь по свидетельству полковника И.В. Капрова в беседе с Ю.А. Кривицким капитан П.М. Гундилович назвал по памяти фамилии только тех убитых и пропавших без вести бойцов своей роты, которые он сумел вспомнить.)
Точно в таком же стиле обстояли дела и с выдуманными Ю.А. Кривицким словами политрука В.Г. Клочкова: «Ни шагу назад!» – в первом очерке и «Велика Россия…» – во втором. Так, в ходе допроса он признался, что работая над очерком:
«… использовал рассказы Гундиловича, Капрова, Мухамедьярова, Егорова. В части же ощущений и действий 28 героев – это мой литературный домысел. Я ни с кем из раненных или оставшихся в живых гвардейцев не разговаривал. Из местного населения я говорил только с мальчиком лет 14–15, который показал мне могилу, где похоронен Клочков».[
18 ноября 1941 года комиссар 1075-го стрелкового полка ст. политрук А.Л. Мухамедьяров направил в Политотдел 316-й с.д. Политическое донесение, в котором сообщал, что за два предшествующих дня его полк потерял 400 человек убитыми, 100 человек ранеными и 600 – пропавшими без вести. А это, в свою очередь, указывает на то, какое количество людей было захвачено в плен и какое количество раненых было обречено на смерть от холода и потери крови, оставшись брошенными в беспомощном состоянии на поле боя. Но такая картина – вполне нормальное явление для Красной Армии, в которой каждая отдельно взятая человеческая жизнь рядовых тружеников войны, фактически ничего не стоила. Однако в том же донесении отмечалось, что полк нанёс противнику значительный урон, уничтожив 15 танков и 800 солдат и офицеров противника.
В свою очередь, Начальник Политотдела 316-й с.д. полковой комиссар Галушко в своём донесении от 19 ноября, направленном в Политотдел 16-й Армии (продублировав переданные ему накануне данные об уничтоженной в боях технике и живой силе противника) в частности отмечал, что, несмотря на самоотверженность бойцов и командиров 1075-го полка, слабая противотанковая оборона не позволила им остановить немцев, вследствие чего в полку «пропали 2 роты».
Но, пожалуй, ещё интереснее на фоне всего этого выглядит Политическое донесение, А.Л. Мухамедьярова от 14 ноября 1941 года, фрагмент текста которого приводится ниже с соблюдением орфографии:
1. Красноармеец т. Трофимов, на которого в атаке напали три немецких фашистов и предлогали сдаться в плен. т. Трофимов ответил им словами злобы «Русский воин в плен не сдаётся, двух фашистов убил в упор, а третий пустился на утёк.
2. Красноармеец Натаров, будучи ранен, продолжил бой и вёл бой и вёл огонь из своей винтовки до последнего дыхания и героически погиб в бою.
3. К-ец канд. ВКП (б) т. Шопоков, первый принял на себя атаку фашистов, когда немцы окружив его предлагали сдаться, т. Шопоков ответил «коммунисты в плен несдаются» и в упор убил двух фашистов и от пули 3 го героически погиб. Трупы убитых бойцов и командиров подобрано и похоронено».[24]24
Так что же получается? Натаров и Шопоков погибли за два дня до боя в Дубосеково? Или это их однофамильцы? Установить, кем были в действительности эти люди, не зная их инициалов, сейчас практически невозможно. Но ясно одно. Фамилии Трофимова, Натарова и Шопокова, были, как говориться, на слуху у А.Л. Мухамедьярова, а значит, и П.М. Гундиловича (ведь кто, как не он сообщил ему о геройской гибели этих людей). А значит, существует немалая доля вероятности того, что двое из них были включены в списки «28 героев-панфиловцев», уже будучи мёртвыми за два дня до боя у «Дубосеково», а значит не имеющие к нему никакого отношения. Впрочем, мёртвые сраму не имут…
Рассуждая о понесённых противником потерях можно с уверенностью сказать о том, что цифра в 15 уничтоженных танков вполне могла соответствовать действительности (если, конечно учитывать не только уничтоженные, но и повреждённые машины), однако число уничтоженной живой силы – это уже из области фантастики. Ведь по показаниям того же И.В. Капрова, немецкие танки прорывали нашу оборону без поддержки пехоты, так что если они и имели какие либо потери в живой силе, то только лишь из числа танковых экипажей, что, безусловно, сводит их общее число на более чем скромный уровень. А ещё нельзя также и не считаться с тем, что, бросив свои танки на позиции советских воинов без какого-либо пехотного прикрытия, командование 3-й Танковой Группы нисколько не сомневалось в предстоящем успехе, так располагало разведданными, подтверждающими практически полное отсутствие противотанковой обороны на этом участке обороны. К этому следует также добавить и то, что после того, как прямым попаданием снаряда был уничтожен КП И.В. Капрова, сам он вряд ли сумел избежать участи быть захваченным в плен, оказавшись за насыпью, если бы оказавшуюся там группу уцелевших бойцов, действительно, атаковали немецкие автоматчики. И ещё. По словам того же И.В. Капрова число уничтоженных его полком немецких танков во время их первой атаки равнялось 5 или 6 машинам. А вот то, что в ходе второй атаки был уничтожен ещё хотя бы один танк, ничего не сказано. А это значит, что вероятнее всего, эта первая атака была так сказать, разведкой боем, позволившей немцам выявить огневые позиции советской артиллерии, представляющие для их танков главную угрозу. А после того, как все они были уничтожены артиллерийским огнём, немецкие танки без каких-либо для себя потерь смогли прорвать оборону 1075-го стрелкового полка.
Так что для немецких танкистов это был самый обычный бой, не отмеченный какими-то особыми потерями. А посему, они вряд ли что могли знать о подвиге «28 героев-панфиловцах», вставших на их пути.
А вскоре после этого боя против командования 1075-го с.п. было выдвинуто обвинение в самовольном уходе с позиций без приказа и больших потерях в полку, что в то время могло грозить самыми серьёзными последствиями. (Думается, что именно из-за этого А.Л. Мухамедьяров в своём донесении пытался прировнять понесённые полком потери к мифическим потерям противника) Однако это не помогло: командир и комиссар полка были сняты со своих постов, и против них готовилось очередное дело. И теперь нам всем остаётся только гадать о том, какая судьба могла ожидать их в дальнейшем, если бы не своевременная командировка В. Чернышева и В. Коротеева в штаб 16-й Армии… А уж если быть до конца откровенным, то можно смело заявить о том, что их жизни и дальнейшую карьеру в немалой степени спас опубликованный в газетах миф о «28 героях-панфиловцах» – отцами-командирами которых являлись И.В. Капров и А.Л. Мухамедьяров. Таким образом, все уничтоженные полком танки были отнесены на счёт «28 героев-панфиловцев», а полное поражение полка превращено, чуть ли не блестящую победу, вследствие чего, согласитесь, было как-то неловко судить их «организаторов и идейных вдохновителей» таковой. Так что, волей-неволей, а готовящееся дело на упомянутых товарищей пришлось прекратить и восстановить их в прежних должностях. (Это произошло зимой 1941–1942 г.г., когда их разбитый полк находился на переформировании, то есть в тот момент, когда миф о «28 героях-панфиловцах» гремел на всю страну.)
В конце ноября 1948 года в кабинет следователя был вызван и главный создатель этого мифа Д.И. Ортенберг, который откровенно объяснил собственный взгляд на причины канонизации подвига «28 героев-панфиловцев»:
«Вопрос о стойкости советских воинов в тот период приобрёл особое значение. Лозунг «Смерть или победа», особенно в борьбе с вражескими танками, был решающим лозунгом. Подвиги панфиловцев и являлись образцом такой стойкости (видимо, таковая заключалась в том, что остатки роты отступили с занимаемых ими позиций не во время первой, а лишь в ходе второй атаки, то есть 3–4 часа спустя – Ю.Ж.) Исходя из этого, я предложил Кривицкому написать передовую статью о героизме панфиловцев, которая и была напечатана в газете 28 ноября 1941 г. Как сообщал корреспондент, в роте было 30 панфиловцев, причём двое из них пытались сдаться в немецкий плен. Считая политически нецелесообразным показать сразу двух предателей, я оставил в передовой статье одного»[25]25
Но, пожалуй, самым интересным во всей этой истории является то, что даже те, кого с самого начала записали в мертвецы и кто позднее, так сказать, явился миру в своём живом обличье, уверовали в передовицу А.Ю. Кривицкого и рассказывали о своих подвигах, исключительно придерживаясь его текста.
Так что же. Был всё-таки подвиг или нет? Разумеется, был, но не такой громкий по своим результатам, как о нём писалось в газетах. Зато куда более трагичный, если судить по понесённым жертвам. Ведь в бою у разъезда «Дубосеково», на участке обороны только одной 4-й стрелковой роты погибло не 28, а, как минимум, в четыре раза больше составлявших её солдат. А какое надо было иметь мужество, чтобы, не имея нормальных средств ПТО, бороться с немецкими танками при помощи, чуть ли не музейных пушек, засев при этом в слабо укреплённой обороне. А 3 или 4 противотанковых ружья (пусть даже пятизарядных), пара ручных пулемётов и личное оружие обороняющихся (совершенно бессмысленное в борьбе с танками) в совокупности с гранатами и бутылками КС – это много или мало?
И не в том дело, произносил или нет политрук В.Г. Клочков слова схожие с теми, что вложил в его уста А.Ю. Кривицкий, – наверняка это были слова, которые не печатают в газетах, – дело вовсе не в этом. А в том, что созданный миф о «подвиге 28 героев-панфиловцев», как бы перечёркивает подвиг его истинных героев – 140 бойцов 4-й стрелковой роты 1075 стрелкового полка, принявших геройскую смерть, но не шагнувших в бессмертие.
И об этом всем нам, живущим сегодня, никогда не следует забывать.